18 января 2023 года исполнилось 80 лет со дня прорыва кольца, в котором немецкие оккупанты пытались задушить город. В результате наступательной операции «Искра» фашисты были отброшены от берега Ладожского озера, и по этой небольшой полосе земли проложили железную дорогу - Дорогу Победы. До полного снятия блокады оставался год - войска Ленинградского, Волховского и 2-го Прибалтийского фронтов победно проведут Ленинградско-Новгородскую стратегическую наступательную операцию и разгромят красносельско-ропшинскую группировку вермахта 27 января 1944 года. Но начало было положено…
Блокада - это та правда Великой Отечественной, к которой трудно прикасаться. В годы войны лишения испытывала вся страна, но на долю ленинградцев выпали самые страшные испытания. Немцам удалось блокировать Ленинград на 79-й день войны - после захвата Шлиссельбурга. В тот же день захватчики маршировали по ленинградским пригородам. Пройти дальше им не удалось - ни первой фронтовой осенью, ни позже. Вместе с жителями пригородных районов в блокадном кольце оказались более 2,8 млн человек.
О том, как жилось в блокадном Ленинграде, мы знаем из историй очевидцев и дневников, которые вели блокадники. «Утром просыпаешься и не верится, что ты ещё жив», - 27 декабря 1941 года написал в своём дневнике семнадцатилетний ленинградский юноша Владимир Гришин. Но о скорой смерти в городе тогда думали все...
От блокадных воспоминаний и сейчас, спустя много лет, холодеет сердце. О том, что пришлось пережить находящимся в осаждённом городе людям, узнал весь мир и понял, что невозможно победить народ нашей страны.
Готовя материал к предъюбилейной годовщине снятия блокады Ленинграда, на сайте Пятого телеканала наткнулись на записи из дневника блокадницы Клары Никитиной (в девичестве Шпаковской). Клара Петровна Никитина, вырастившая детей, внуков, даже правнуков, прожила долгую жизнь. А после её смерти родные нашли блокадный дневник, который она вела и выдержки из которого мы сегодня публикуем на своих страницах. В этом уникальном документе мелким, аккуратным почерком, по привычке экономя даже бумагу, были записаны её воспоминания о военном детстве в блокадном Ленинграде.
К моменту начала блокады третьекласснице Кларе Никитиной было всего 11. Но именно эта маленькая, хрупкая девочка стала единственной, кто выжил из семьи. Отец Клары был военным, вместе с батальоном находился в Могилёве. Его ранили в финскую кампанию - пуля прошла в двух сантиметрах от сердца. Клара жила с мамой и пятнадцатилетней сестрой Розой. В войну ей предстояло похоронить их обеих. Но это будет позже…
Продержаться в осаждённом городе в одиночку было практически нереально, но Клара справилась... Несмотря на все тяготы и лишения, выпавшие на долю маленькой девочки, она до конца своих дней в современном и мирном уже Петербурге сохранила чувство юмора и жизнелюбие. Возможно, именно они и помогли ей вынести все испытания блокады…
Начало…
Клара скрупулезно описала каждый из пережитых военных дней в старомодной клетчатой тетради.
«22 июня 1941 года. Солнечное утро не предвещало ничего плохого. Настроение было хорошее. Впереди целый день без осадков (так вещало радио накануне). Я взяла рукоделие и голубую табуретку, которую для меня сделал сосед дядя Паша, и пошла во двор. Села под окно и стала вышивать. Из окна высунулась Зоря и стала мне кричать, но так как она шепелявила, я не сразу поняла, о чём. Но потом сообразила, что это война, напали немцы и бомбили Киев…»
Голод начался не сразу. Сначала город начали бомбить. Количество продовольствия начало сокращаться. Потом запылали Бадаевские склады. Потом перестали выдавать продукты, кроме хлеба. Пришла страшная морозная зима 1941-1942, унёсшая тысячи жизней.
«Люди простаивали в магазинных очередях с 8 утра до 8 вечера - 12 часов в надежде хоть что-нибудь получить по карточкам. Но продуктов не было, и вечером расходились все по домам. Но не все могли вернуться домой. Несколько трупов остались лежать, так как они уже мёртвые стояли в очереди, зажатые живыми, и не могли упасть - так плотно был забит магазин людьми, ожидавшими продукты. Мёртвых оттаскивали на край панели и оставляли их до того, как бригада на санях не вывезет их на братское кладбище, которое образовалось на месте бывших огородов на правой стороне реки Смоленка на острове Декабристов».
«Малиновый» чай…
7 ноября по радио товарищ Сталин поздравил всех с праздником и пообещал, что враг будет разбит, а победа будет за нами. А перед Новым годом семье выдали немного сахара и 1942-й год они встречали пшеничной кашей, которая запомнилась Кларе на всю оставшуюся жизнь.
«Мамочке становилось всё хуже и хуже. Продукты, которые получили в конце декабря, съели, и в доме не осталось ни крошки. И не то что продукты, хлеб перестали выдавать. Вот тут пошла поголовная смертность. Мой сосед Женя Турманов позвал меня на Смоленское кладбище. Там были кусты малины. Мы пошли в лютый мороз наломать веток, чтобы их заварить кипятком и пить, как чай. Жене было 14 лет. Это был высокий мальчик, и если ему снег был выше колен, то мне по пояс. Я брела за ним по его следам, так как не было ни тропинки, ни дорожки. Падала, он меня вытаскивал из снега. Было ему нелегко, так как он тоже был истощён голодом. Замёрзшие, все в снегу, мы добрели до малины, наломали веток. Обратный путь домой был трудным. Я без конца падала, а он меня тащил едва ли не на себе. Пришли домой, от мороза рот не открывался, руки были как крюки, нос побелел, так как я его отморозила. Мама, как могла, меня растёрла. Поставили кофейник и старыми книгами вскипятили воду. Туда положили ветки малины, и чай был готов. Сестричка пришла из магазина. Она там простояла 12 часов, не имея крошки во рту, ожидая, что выдадут по карточкам хлеб, но напрасно - хлеба не было уже два дня. Какой вкусный и ароматный был чай. Розовый, и нам казался очень сладким. Потом мы жевали ветки малины. Они тоже нам показались божественными…»
«Суп» на снегу…
«Хлеба не выдали и на третий день. Зато на четвёртый мы получили тройную порцию. Многие съедали его на выходе из магазина, а придя домой, ложились и умирали от заворота кишок. С нами могло бы случиться то же самое, но мы догадались покрошить его в тарелку и залить кипятком. Получился «суп». Вот поэтому такой беды и не случилось с нами…
…Дошёл слух, что в столовой выдают суп по крупяным талонам. Я взяла бидончик и пошла. Давка стояла ужасная. Кто за кем, было непонятно. Руки было не вытащить, так как меня сжимали со всех сторон. Супа не хватило многим, в том числе и мне. А суп был - вода, заболтанная с мукой. Передо мной вышла женщина с бидоном и поскользнулась. Бидон выпал из её рук, и суп вылился на снег. Женщина закричала диким голосом, потом упала и стала грызть снег, на который вылилось содержимое бидона».
Хлебный вор…
«Утром в 6 часов я взяла хлебные карточки и пошла в булочную за хлебом. Карточки у меня были мамина и моя - на 375 граммов хлеба. Сестричка взяла свою карточку на 125 граммов хлеба и пошла в магазин дежурить (может, выдадут продукты). Мама ей сказала, чтобы она там выкупила свой хлеб и съела в магазине, так как там стоять надо было двенадцать часов.
Я выкупила хлеб и только вышла из булочной, как какой-то парень вырвал у меня хлеб и убежал. Я кричала громче той женщины, что пролила суп. Я орала так, что слышно было по всему Васильевскому острову. Люди ахали, охали, но помочь мне никто не смог. Парень убежал и, наверное, на ходу этот хлеб съел.
Я бежала домой по 17-й линии и орала не своим голосом, и на Камской улице, и в парадной, и не закрывала рот. Влетев в квартиру, я своим криком разбудила всех соседей. Все выскочили в коридор с вопросом:
- Карточки украли?
- Нет, хлеб!
- Слава Богу!
Мы с мамочкой ждали мою сестричку. Она пришла вечером и вытащила из кармана свою порцию хлеба. Видимо, ей кто-то сказал в магазине, что у меня вырвали хлеб. Она не съела его. Она принесла его домой, и мы разделили эту порцию на три части…»
Тимуровцы…
«Ещё в сентябре в нашей школе образовали госпиталь. И мы, бывшие ученики 11-й школы 3 «А» класса, договорились шефствовать над ранеными бойцами. До войны мы посмотрели фильм «Тимур и его команда», тимуровское движение нас всех захватило. «Ну что ж, и мы так сможем», - подумали мы. Договорились между собой и пошли в школу. Никто не возражал, что мы будем приходить и помогать раненым, но только в ту палату, где мы учились - это был наш класс, и учительницей до войны была Насевич Валентина Александровна, старая, но очень нами любимая. Я, Люба Раскуратова, Лида Иванова, Шура Фёдорова, Надя Артемьева, Виктор Горшков, Алик Скалецкий, Слава Петров.
Мы писали письма по просьбе раненых, читали им книги, читали стихи, просто сидели и разговаривали. Многие умирали. Во дворе был сарай, куда их выносили. А когда сарай набился полный, их вывозили машинами на братское кладбище и хоронили в общих могилах. Постепенно наша группа редела. Первым умер Витя Горшков. Было уже очень холодно, и его мама не смогла его похоронить, так как земля была очень твёрдая. И его труп поставили в угол комнаты. Так он и простоял до тепла в комнате. Живые зимовали вместе с мёртвым.
До войны мы с Витей сидели за одной партой. Это был хороший, жизнерадостный мальчик, озорной. Мы с ним часто ссорились. Я его выгоняла со своей парты, он послушно брал портфель и шёл на «галёрку». Но когда наша учительница входила в класс и видела его не на своём месте, то командовала: «Горшков, марш на своё место». Он так же послушно брёл, взяв портфель, на своё место. Так и просидели мы с ним за одной партой три года. И, возможно, до десятого класса просидели бы, если бы не пришла к нам война…»
«…В очередной раз пошла я за водой. Я брала её из люка. Люк вокруг обледенел. Чтобы достать воды, надо было ложиться на живот и, если позволит рука, доставать воду. Я тянулась, тянулась и начала сползать вниз головой. Женщина, стоявшая сзади, увидела, что я сейчас нырну, закричала и упала на меня. Она кричала: «Бросай чайник!». Чайник был полон воды, как я могла его бросить! Другого не было. «Помогите!», - кричала женщина. Я не выпускала чайник. Кто-то лёг на живот, протянул руку и вырвал его из моих замёрзших рук. Кто-то потащил меня за ноги. Так мне не дали утонуть. Я ещё долго пользовалась этим чайником. Потом я привязала к нему верёвку, и больше мне не приходилось ложиться на живот, чтобы доставать воду».
Сосед дядя Павел…
«В нашей квартире жил дядя Павел со своей женой. Он работал грузчиком. Они не голодали. Дядя Павел воровал муку, а его жена пекла хлеб в печке. У них и дрова были. Когда она пекла хлеб, то запах стоял по всей квартире, а у нас судороги сводили рот. И вот однажды жена дяди Павла, тетя Настя, дала нам с сестрёнкой заказ - связать ей скатерть. Мы вязали эту скатерть при коптилке, замёрзшими руками, день и ночь. Всё гадали, сколько нам даст тётя Настя хлеба за работу. А когда работа была окончена, скатерть получилась полтора на полтора метра, то мы получили 200 граммов хлеба. Тётя Настя пекла хлеб, а дядя Павел продавал его на рынке, то есть, менял на золото. Сотрудники ОБХС его «застукали», сделали обыск, конфисковали продукты и посадили. Больше мы его не видели. А тетя Настя опасливо прожила всю войну, но ни в чём не нуждалась».
Мама…
«Моя сестричка часто падала в обмороки, а мама совсем не вставала с постели. У нас распухли ноги и болело сердце. Врачи ходили по квартирам, такие же голодные и слабые, как мы. Всем подряд выписывали белладонну, которая никому не помогала.
И вот в ночь с 31 января на 1 февраля мама попросила сестрёнку позвать бабушку, которая жила в этой же квартире. Бабушка пришла. Маме было очень плохо. Она только и успела сказать бабушке: «Мама, не оставь детей» и умерла.
Плакала бабушка. Плакали мы с сестрой. Нет больше нашей мамочки. Не увидим мы её большие ласковые глаза. Не погладят нас её заботливые руки. И что мы скажем папе, когда он вернётся? Писем от него всё не было. А мы писали и писали ему.
…Сосед сколотил из фанеры гроб. Бабушка маму обмыла, причесала. И надо было нести её хоронить на новое братское кладбище за рекой Смоленка. Могильщики запросили, чтобы вырыть могилу, 1 кг 600 граммов хлеба, 10 пачек папирос и 1000 рублей денег. Бабушка влезла в долги и уплатила.
2 февраля 1942 года были похороны. В ночь с 1 на 2 февраля сестра отправила меня спать к бабушке, а сама всю ночь простояла у маминого гроба. Ей было только 35 лет, моей мамочке. Я проплакала всю ночь».
Сестра…
«Бабушка с тётей стали над нами шефствовать, а потом тётя стала нашим опекуном. Жить стали без мамы. Нужны были деньги, чтобы выкупать продукты, а их не было.
10 февраля сестре исполнилось 16 лет, и сосед дядя Миша Турманов пообещал устроить её на завод Калинина, где работал сам. Через некоторое время сестра устроилась на работу, а я осталась дома за хозяйку.
Сестра проработала один месяц на заводе, а потом там всем поголовно сделали уколы от дизентерии. Очень много рабочих завода сразу же заболели, в том числе и моя сестра. Открылся понос. Это была погибель для истощённого организма.
Вызвали на дом врача. Врач сказала, что организм не перенёс прививку. Возможно, это было вредительство, чтобы убить много людей, которые работали для фронта на военном заводе.
Заболел после укола и дядя Миша Турманов. Мы думали, что он умер где-нибудь на улице, но оказалось, что его прямо с работы отвезли в больницу. Он очень долго там лежал и всё-таки остался жив. И после войны ещё долго работал на этом заводе - до самой пенсии».
Только после войны Клара узнала, что отец её погиб на фронте. На финской войне осколок снаряда прошёл рядом с его сердцем, а на Великой Отечественной - другой попал точно в него.
Есть ли у этой истории счастливый конец? Смотря что таким считать. Клара похоронила мать. Похоронила сестричку, умершую от дизентерии. Сама выжила. Была эвакуирована после прорыва блокады. Вернулась в Ленинград. Вышла замуж. Имела множество наград от государства. Дожила до 2019 года. Мечтала издать брошюру со своими воспоминаниями. Но так и не успела сделать это при жизни…
Многое из того, что зафиксировал дневник Клары, уже известно. Но мы всё равно будем вновь и вновь возвращаться памятью к блокадным и военным годам. В знак благодарности тем, кто, преодолевая трудности, тысячами своих жизней не давал умереть городу. Северная столица стала для всей страны примером мужества. Ничто не могло заслонить этого мученического подвига. 1 мая 1945 года в приказе Верховного главнокомандующего именно Ленинград был назван первым городом-героем. Нет в России большей святыни, чем камни Пискаревского кладбища. Там покоятся 500 тыс. блокадников.